История Свято-Троицкой церкви города Сургута (Часть 6)

Состояние религиозных общин Сургутского Приобья в 20-30-е годы XXвека.

Свидетельства о первых фактах репрессий против Церкви в Сургутском уезде мы находим уже начиная с 1920 года. Для реализации требований «Декрета об отделении церкви от государства» была создана соответствующая уездная комиссия. В соответствии с декретом была объявлена всеобщая трудовая повинность. Право на получение продовольственного пайка предоставлялось только гражданам, занятым работой или службой в органах Советской власти и государственных организациях. Отныне все священно — и церковнослужители для получения минимального пайка должны были совмещать служение в церкви с гражданской службой, так как труд «служителей культа» считался бесполезным и непроизводительным.

Тем не менее, Советская власть в это время отнюдь не пользовалась безоговорочной поддержкой. Ее инициативы: отделение церкви от государства и школы от церкви, местное население встретило без особого энтузиазма, а вот «добровольно-принудительная» помощь фронту в виде денежных и продовольственных поборов отнюдь не способствовала улучшению жизни жителей Приобья, что привело к очередному эксцессу. Зимой 1921 года на юге теперь уже Тюменской губернии вспыхнуло огромное по своим масштабам крестьянское восстание, в ходе которого были охвачены, в том числе Сургут и Березово. Повстанцы физически расправились с ненавистными им коммунистами. Был выдвинут знаменитый лозунг – «Советы без коммунистов». Однако, уже летом 1921 года, с открытием навигации на реке, красноармейский отряд А.А. Неборака занял Сургут. Начались репрессии против повстанцев и сочувствующих им.

В 1922 году Советская власть провела в стране широкомасштабную кампанию по изъятию церковных ценностей, которая, конечно же, не обошла стороной и Сургут. Из Троицкой церкви в ходе этих мероприятий было изъято богослужебных предметов, окладов икон из драгоценных материалов и камней более пяти пудов.

Надо понимать, что это были не просто пуды и килограммы, как писали об этом в своих отчетах большевики, а освященные сосуды и предметы, имевшие к тому же и немалую художественную ценность, ведь возраст некоторых вещей доходил уже до 200 лет и более. В 1923 году православная община города насчитывала около 500 человек. В лице представителей прихода, большевистской властью с ней был заключен договор о бессрочном и бесплатном пользовании находящимся в городе зданием Троицкой соборной церкви. В договоре, в частности, было указано, что церковная община обязалась «беречь переданное народное достояние, пользоваться исключительно по назначению, принимая на себя всю ответственность за целость и сохранность; из своих средств производить оплату всех текущих расходов по содержанию храма и находящихся в нем предметов, как то: ремонту, оплате отопления, страхованию, охранению, оплате долгов, налогов, местных обложений и т.д.; иметь у себя инвентарные описи всего богослужебного имущества, в которые должны вносить все вновь поступившие предметы религиозного культа, не представляющих частную собственность граждан; не допускать в богослужебных помещениях политических собраний, враждебных Советской власти, не произносить речи и проповеди против Советской власти и отдельных ее представителей , раздавать книги, совершать набатные тревоги для созыва населения в целях возбуждения против Советской власти…».

В соответствии с договором, общине передавалось в пользование имущество церкви. Кроме того, церковная община обязана была дважды в год предоставлять в соответствующие исполнительные органы Советской власти списки верующих в трех экземплярах. В них должны были быть указаны фамилии, имена, отчества членов общины, их социальный и имущественный статус, образование, место жительства.

К спискам первоначально необходимо было приложить заявление, написанное также в трех экземплярах, с просьбой зарегистрировать общину. Дополнительно требовалось предоставлять устав общины, список духовных лиц и проповедников. К заявлению о регистрации общины необходимо было приложить список ее членов, который должен был состоять из числа не менее двадцати человек не лишенных избирательных прав, так называемая «двадцатка». Соответствующее распоряжение об обязательной регистрации религиозных обществ было принято отделом управления 7 июня 1923 г., однако процесс регистрации растянулся почти на полтора года. Возможно, столь длительное время понадобилось из-за административно-территориальной реформы 1923-1924 годов.

В Троицкой церкви председателем церковно-приходского совета был священник Стефан Калюжный – один из немногих, кто мог считаться грамотным, возраст – 51 год, служивший до 1914 года псаломщиком. Списки он составлял аккуратно, документы хранят его письменные отчеты, написанные замысловатым каллиграфическим почерком. Если мы посмотрим списки церковной общины или членов приходского совета, то обнаружим, что в большинстве своем это фамилии мужчин: Кайдалов Николай Иванович, Куйвашев Василий Васильевич, Лысяков Федр Данилович, Перфильев Николай Александрович, Кушников Андрей Григорьевич, Степанов Павел Васильевич и другие.

Следует отметить, что в ряде случаев сведения, предоставляемые священниками в органы Советской власти, были весьма приблизительны. Иногда в общине учитывались прихожане обоего пола, иногда только «дворохозяева». Например, в списке Александровской православной общины Сургутского уезда также присутствуют почти исключительно взрослые мужчины. То есть, здесь, по-видимому, речь идет о главах семей, а не о верующих в целом. А вообще, по различным подсчетам в состав православных религиозных общин на территории Севера Западной Сибири входило около трети взрослого населения. Как правило, это были жители села или города и нескольких близлежащих деревень, юрт.

По социальному составу среди прихожан абсолютное большинство составляли середняки и бедняки, что мы видим и в списке Сургутской церковной общины – простые рыбаки, охотники, оленеводы, «пашенные крестьяне». Остальные же были записаны как кочующие оленеводы, крестьяне, чернорабочие, домохозяйки, рыбаки.

Таким образом, в приходских общинах Севера Западной Сибири были представлены самые различные национальные, социальные и возрастные группы населения. Удивительно, но в ряде общин, даже в церковные советы, входили члены и кандидаты в члены сельских советов, например в Александровской, Покурской и др. общинах. То есть церковь не воспринималась жителями края как пережиток прошлого, орудие угнетения, закабаления, как это описывала большевистская пропаганда. Множество мирян, в том числе и малоимущих, решительно выступили за сохранение действующих православных храмов, которые теперь должны были содержаться исключительно за их собственный счет. Все это свидетельствует о довольно прочных корнях, которые пустило Православие в крае за предшествующие столетия, и которые большевистскому режиму вырвать в одночасье оказалось делом непростым.

По новым законам, принятым Советской властью было необходимым ежегодное страхование церковного имущества, для чего производилась его оценка. Неисполнение данного положения служило основанием для закрытия церкви. Все это требовало привлечения дополнительных денежных средств. Вопросы, связанные с жизнью приходской общины: ремонт храма, его страхование, оплата содержания причта, перевыборы церковного совета, наем сторожа и просфорни обсуждались и решались на собраниях, проводившихся с разрешения исполкома местного совета. Обычно такие собрания созывались ежегодно в январе-феврале. На них присутствовали не все верующие, а лишь «уполномоченные от прихода» в количестве от 15 – в 1926, 1929 годах, до 55 – в 1925 году, человек. Протокол общего собрания верующих Троицкой церкви, прошедшего в июне 1925 года, гласит, что на содержание храма ежегодно уходило 928 рублей. Имущество церкви на этот год оценивалось в 10 050 рублей, соответственно, и за страхование приходилось выкладывать немалую сумму. В то же время к верующим церковь оставалась по-прежнему милосердной. В протоколе имеется запись: «Предложить недоимщикам (членам церковной общины) платить добровольно, по мере возможности».

Одной из важнейших тем повестки дня приходских собраний являлось определение порядка и размера денежного жалования священника, с учетом возможности выдачи его части продуктами, а также порядок возмещения платы за наем жилья. Оплата за требы, как правило, поступала не священнику, а членам церковного совета. Ежемесячно председатель совета выплачивал жалованье причту. Если же образовывались излишки, то они направлялись на текущие нужды церкви. Бывало, что собрание принимало решение не совершать требы тем лицам – членам церковной общины, которые не соглашались содержать храм. Кроме того, община брала на себя и прочие расходы, связанные с деятельностью прихода, например, обязывалась предоставлять за свой счет подводы во время пасхального крестного хода для проезда к другим селениям. Довольно часто проводились добровольные сборы для приобретения дров, муки для просфор, деревянного масла, наем сторожа, просфорни и т.д.

Таким образом, материальное положение причта и, в частности, клира целиком и полностью зависело от прихожан. В крупных и более зажиточных общинах, таких как община Сургутской Троицкой соборной церкви, священно- и церковнослужители находились, волне естественно, в сравнительно сносных условиях, в небольших – бедствовали. Так, если прихожане Троицкой церкви выплачивали ежемесячно 55 рублей священнику и 40 рублей псаломщику, что было вполне сопоставимо с жалованьем государственного служащего, то в церкви деревни Елизарово, находящейся в пойме Оби верстах в 30 от села Самарова – нынешнего Ханты-Мансийска, священник получал лишь 12 руб. в месяц. Но, тем не менее, даже причту благополучных в экономическом отношении церквей, учитывая обычный состав семьи священника, часто «приходилось прирабатывать самим».

В 20-30-х годах XX века на территории Среднего и Верхнего Приобья продолжали действовать практически все приходы, которые здесь существовали к 1917 г. Так, на территории Сургутского и Александровского районов православные религиозные общины действовали в Сургуте, Александрово, Ларьяке, Ново-Никольском, Криволуцком, Покуре, Югане, Тундрино, Локосово, Кушниковском. Кроме того, в селе Александрово существовала группа христиан-евангелистов. Лишь в селе Нижневартовском верующие отказались от содержания храма. Здесь церковное недвижимое имущество – два одноэтажных здания под тесовой крышей – заняли сельсовет и «кооперация по договору».

Дважды в год проводились описи церковного имущества православной общины Троицкой церкви и составлялись соответствующие акты. В случае выявления неучтенной церковной утвари, о чем мы узнаем по некоторым сохранившимся актам: «Мы, нижеподписавшиеся, с одной стороны, начальник милиции Сургутского района Куприн Иван, старший милиционер Кушников Афиноген, представитель от РИКа Куйвашев Александр, с другой стороны – церковный староста Кайдалов Николай Иванович и понятой от общины верующих Куйвашев Федор, проверяли имущество Сургутской церкви. При проверке оказалось, что по старой описи имущество налицо, и не занесено в опись следующее: скатерти, покрова, шали, украшения на иконы и т. д., медных денег 39 рублей 90 копеек», производилось дознание – по какой причине данное имущество не вошло в предыдущую опись, дабы привлечь виновных к ответственности. Вот что пишет начальнику Сургутской милиции начальник Тобольского административного отдела после получения соответствующего акта проверки: «…предлагаю Вам в срочном порядке провести дознание, почему означенные предметы не были занесены в опись при заключении договора и передаче в пользование общине, и если дознанием будет установлено умышленное сокрытие означенного имущества, то виновных привлечь к ответственности по статье Уголовного кодекса». Одновременно райисполкомам спускались указания и циркуляры, требующие развернуть антирелигиозную работу среди населения. Для того чтобы расторгнуть договор аренды «культового сооружения», достаточно было самой малости – отсутствие списков или неправильное их составление.

8 апреля 1929 г. Президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», ужесточившее требования, предъявляемые к религиозным общинам. На основании инструкции НКВД № 329 от 1 октября 1929 г. объявляется об их обязательной перерегистрации до 1 мая 1930 г. Надлежало вновь предоставить списки членов общины, заявление о регистрации, анкеты на служителей культа, список учредителей и членов исполнительных и ревизионных органов. Отменяются уставы общин. Исполнительный совет должен был состоять из 3 членов и 2 кандидатов. Причем запрещается какая-либо агитация в пользу создания религиозных объединений «путем обхода дворов» или обращения к членам приходской общины с призывом к сбору денежных средств на ремонт здания храма и поддержание деятельности общины. Одновременно с чисто бюрократическими методами борьбы с церковными общинами разворачиваются репрессии против духовенства под различными надуманными предлогами.

Такая политика властей имела определенный успех. Финансовые трудности стали одной из основных причин кадровых проблем, возникших перед Русской Православной церковью на Севере Западной Сибири в период 20-30-х годов XX века.

Священнослужители в целом успешно справлялись с возложенными на них обязанностями. Службы и требы исполнялись во все воскресные и праздничные дни, а в больших приходах и чаще. Богослужебных книг и церковной утвари, несмотря на проведенную властями кампанию по изъятию церковных ценностей, было достаточно.

Следует сказать, что несмотря ни на что Русская Православная церковь сохраняла свое весьма значительное влияние в Среднем Приобье. В великие праздники храмы заполнялись верующими. Как отмечалось в одном из официальных документов этого периода «жители Севера, русские, а в особенности зыряне, религиозны до фанатичности. Свой храм посещают с особо религиозным настроением и не в малом количестве». Определенное влияние церковь оказывала и на местное руководство. В одном из протоколов заседания бюро Тюменского губкома РКП(б) отмечалось, что «ввиду отдаленности города (Сургута ) от губцентра не изжиты даже среди партийцев старые традиции, в квартире секретаря Укома РКП (б) висит икона, влияние обывательщины на партийцев имеет место…».

2 апреля 1929 г. заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) выпустил циркулярный указ о недопустимости выступлений против Советской власти. Митрополит указал, что необходимо разъяснить духовенству «всю законность с христианской точки зрения и правильность этих наших требований». 11 мая циркуляр был разослан архиепископом Назарием (Блиновым), управляющим Тобольской епархией, всем благочинным с требованием довести его содержание до духовенства, «разъяснить всю серьезность лежащих на них гражданских обязанностей перед Советским Союзом и недопустимость их нарушения; причем иметь надзор за лояльным отношением духовенства к существующему государственному и общественному порядку». Однако никакие заявления не могли уже ничего изменить. Переход к коллективизации и индустриализации поставил вопрос об окончательной ликвидации «религиозных пережитков», мешающих строительству социалистического общества, ребром. Отныне запрещаются религиозные праздники, колокольный звон, начинается кампания по уничтожению икон, активизируется деятельность Союза воинствующих безбожников.

15 апреля 1929 года в Тобольске на заседании 1-й районной конференции Союза Безбожников, в докладе говорилось: «крестьянские массы как совершенно почти культурно неразвитые в большинстве своем находятся под сильным влиянием духовенства, знахарей и прочих темных сил религиозных убеждений и беспощадно эксплуатируются теми лицами, которые под видом религии, одурманивая массы, ведут их к закабалению и обнищанию…», поэтому следует создать «сильные антирелигиозные ряды, в каковые необходимо вовлечь как можно больше трудящихся».

Повсеместно, во всех уездах Тюменской губернии, активизируется антирелигиозная пропаганда. Прежде всего, берется курс на вовлечение в борьбу с церковью молодежи. 8 ноября 1929 г. из Тобольского окружного отдела народного образования в районные исполкомы для местных школ рассылаются указания по развертыванию антирелигиозной кампании. В частности, предписывается в учебных заведениях организовывать «уголки юных безбожников», которые нужно пополнять рисунками, плакатами, диаграммами на темы: «Кабала церквей», «Религиозный дурман в семье», «Борьба пионеров и школьников с религией и старым бытом». Рекомендуется выпуск стенгазет, проведение собраний на темы: «Классовая сущность религиозных праздников», «Кому нужен праздник» и т.п. Подчеркивается необходимость агитации за выход из религиозных общин, выписки соответствующей литературы.

Как показало обследование школ Сургутского района, проведенное весной 1930 г., подавляющее большинство учебных заведений включилось в антирелигиозную работу. В школах района действовало 11 кружков юных безбожников, объединяющих 200 детей, три группы юных безбожников (30 детей), 1 школьная ячейка СВБ (60 детей, г. Сургут). Для всех школ района выписывалась газета «Безбожник». Учащимися и педагогами Локосовской школы «была проведена разъяснительная работа» о необходимости передачи колоколов в фонд индустриализации. Один из учащихся Тундринской школы выступал в прениях, на которых обсуждался вопрос передачи местной церкви «под культурное учреждение». Для педагогов четырех школ проводится «антирелигиозный практикум». В ходе так называемой «антирождественской кампании» выпускались стенгазеты, устраивались собрания, вечера в день праздника и т.п. Борьба с «пережитками прошлого» включается в учебные программы. Так, в Покурской школе при изучении темы «Охрана здоровья» рассказывалось о том, что поцелуи икон, крестов являются причиной заразных заболеваний. Руководство органов народного образования внимательно следило за тем, чтобы в дни религиозных праздников был высок процент посещаемости учебных занятий.